Нарвская застава или подстава?

7 марта депутаты Заксобрания исключили Нарвскую заставу из списка зданий, подлежащих сносу. Жители ликуют: победа за ними, а значит, до 2029 года дома спасены. Но кто знает, что будет дальше и возможно ли спасти от сноса и другие постройки? О маленькой, но важной победе гражданского общества читайте в нашем материале.

По ту сторону баррикад
Анна Станкевич – бывалый ветеран жилищных войн. Стойкая и боевая, железная леди района отсчитывает начало реновации просто: с рождением сына – в этом году ему исполняется 15. Первое же заседание запомнилось сборами документов и подписей против сноса. Сегодня идёт уже третье. Иск защитников отклонили.


— Первый суд я собрала ещё в октябре 2022-го, – признаётся Анна, пока вместе идём к метро. — Никто не знал, что всё затянется. Сначала нас случайно пристегнули к делу об избиении Олега Мухина. Выяснилось, что наш чат читает местная прокуратура и следственный комитет.От неё мы и получили приглашение на допрос. Так же случайно попали к Бастрыкину на приём. Он два раза пытался возбудить дело, но закрывали. Тем не менее, мы очень неплохо раскачали движение против, потому что сегодня, кроме хрущевок, только мы смогли дать отпор.

На тропу войны жительница вступает не одна – помогают соседи, оставляя подписи и жалобы в Заксобрание и депутатам лично. О зачатках антиреновационного движения Анна рассказывает с гордостью. Скоро юбилей первого совместного иска – полгода борьбы за свои дома и заодно дружбы с соседями.

— Со всей этой историей мы стали сплочённее – на Новый год писала в чат против сноса: «Соседи, кто хочет селёдочки под шубой, приходите! А, может, кому-нибудь яблок или конфет?» Тут, правда, лучше держаться вместе. А вот у Ленки осенью колёса спёрли, когда их как раз и негде было достать. Всем домом искали, написали в чат. А потом дворник принёс, говорит, парень какой-то передал. Видно, тоже противник реновации.

За месяцы судебных тяжб жители и узнали орудия борьбы, и выработали стратегию. «Показать зубы» так железная леди и её соратники называют войну против системы, форменного и бесформенного надувательства граждан.

— Вот простые цифры: у вас есть тридцатиметровая квартира. Допустим вот здесь, – Анна указывает на криво закрашенную трещину хрущевки через дорогу. — Цена квартиры три миллиона – 100 тысяч за метр. Я пришла и начинаю с вами торговаться: «Дорогая, я оцениваю вашу квартиру в три миллиона». Ну это в лучшем случае, могу дешевле – предложу два для начала, а вдруг клюнешь? Ты скажешь: «Нет, рыночная цена три миллиона». Тысяч 500 или миллион я, так уж и быть, накину. Четыре миллиона. Чтобы остаться в этом районе, если найм не социальный, ты должна продать мне квартиру по первичной цене, я же могу предложить жильё только по вторичной. Выходит, что у тебя на руках полсуммы, и придётся катить в Колпино за тем же метражом. В этом всё и дело.

Практическими и теоретическими путями жители выяснили и последствия нечестной «игры». О них Анна рассказывает спокойно, то ли сознавая свою правоту, то ли смирившись с неизбежностью.

— Дальше проблемы уже твои: берёшь и упи*дуриваешь в банк, потому что у тебя только 50% суммы. Берёшь ещё тримиллиона. В этот момент ты становишься работоспособной, начинаешь думать, как родить второго ребёнка, чтобы закрыть часть суммы. Вот, и на это развлечение у тебя уходят ближайшие лет 20.

Метро совсем близко, а до развязки этой истории, видимо, ещё далеко. Анна достаёт проездной, чтобы приложить к турникету.

— Самое глупое, когда ты всё видишь и понимаешь. И с этого момента уже становится никак: ни больно, ни страшно, ни смешно, ни грустно, просто вот так. Как есть.

История жителей Нарвской заставы продолжается, а отечественную они знают не понаслышке: квартирный вопрос, стачки и войны не покидают их и по сей день. Завтра же у Проспекта Стачек очередная стачка.

Место встречи изменить нельзя

Белоусова, 16. Узкая дорога. Палисадник.

Первыми на встречу с депутатами прибывают не жители – машины полицейских дежурят во дворе уже полчаса. После первой сходки напряжение в рядах правозащитников растёт – сегодня во дворе уже не один бобик, а два вместительных буса – для самых непослушных.

Жильцы, стекаясь со всей заставы, попадают сначала во двор,а после жмутся в кучки на дороге, подальше от полицейских.

— Недовольных больше, тут реакция нужна, – произносит отрешённо старушка слева, переминая варежки в руках.

Её тоненькая кисть морщится от холода, а вязаная косынка плотно прилегает к ушам, – готовится к новой порции сирен прибывающего на подмогу буса.

— Ой, ещё одна машина полицейская приехала, – подхватывает она, ни на кого уже не обращая внимания.

— Как бы это плохо не кончилось, – завершает её монолог сочувствующий сосед.

Толпу разрезает парень в погонах. Звёздочки на рукавах выдают в нём типичного представителя Кировского УМВД.

— Здравствуйте, господа. Соответственно, кто организатор? Кто сегодня старший, кто ответит?


— Народ, народ! – декларирует бойкий дедуля в толпе, гордо держа за руку внука.


— Кто ответит, давайте, признавайтесь. Кто собрал труппу? – передразнивает майора одна из неробких бабуль.


— Грязнова-то арестовали, да? Уже наказали за то, что он организовал сход в прошлый раз? – не унимается старичок, поднимая кулак уже в небо.


Вопрос остаётся без ответа.


— А у нас здесь что, какое-то нарушение порядка? – вступается жительница помоложе.


— Это надо разговаривать с руководителями… – полицейский стоит на своём.


— Мы просто хотим спросить у депутатов, чего нам ждать дальше. Ничего криминального тут нет.


— Мы и не говорим, что у вас здесь что-то криминальное.


— Ну так мы можем поговорить?


— Нет.


— Почему?


— Сейчас мы узнаем, кто старший.


Пока толпа тасует колоду кандидатов, Борис Вишневский от партии «Яблоко» берёт пальму первенства на себя:


— Мы все услышали, что не нужно нарушать общественный порядок. Люди тут абсолютно законопослушные.


Знакомое слово действует на начальника успокаивающе.


Вишневский продолжает:


— Сейчас мы ответим на вопросы наших избирателей, и на этом собрание окончится. Они тут живут и не хотят отсюда уезжать, понимаете?


— Товарищи-депутаты, вы вещайте, – поддерживает Вишневского рослый мужчина справа, оттесняя полицейского.

Наконец начальник уходит – на сегодня дебаты проиграны. Мужчина продолжает:

— Вот я живу тут больше 40 лет. Скоро 30 лет, как началась вся эта бодяга. Люди пытаются расселить коммуналки, привести в порядок дома. И каждый раз у кого-то есть свои интересы закончить всё это. Зачем уничтожать исторический район?

— Мы против этого. Я голосовал, и фракция голосовала против сноса Нарвской заставы. Поступило больше тысячи писем! – поддерживает Вишневского уже не житель, а депутат от «Справедливой России» Андрей Алескеров.

— Нет, это неправда. Мы голосовали за реновацию, – слышен уверенный голос с галёрки. Немолодая женщина поднимается на обледенелый сугроб. По толпе ползёт смешок негодования.

Она продолжает:

— Да, дома разваливаются. Ну если компания не хочет откапиталить и сохранить их, то легче снести.

На сходке сегодня не только противники реновации. Силы борются уже давно – статьями в региональных СМИ, коллективными петициями и объявлениями на подъездах. Две таких листовки, за и против, ютятся и на двери соседнего.

— Дело в том, что люди не занимаются своими домами, привели их в негодность. А у нас шикарные домики, понимаете? – возражает ей дама побойчее.

— Каждый год течёт. Крыша каждый год течёт, – будто читает мантру первая.

— У нас все домики отремонтированы, я могу вас провести. Шикарные домики, – не унимается вторая.

Спор прерывает сорвавшийся с крыши камень.

— Вот вам и реновация, – ухмыляется паренёк рядом.

Дальнейшее общение с депутатами и нескончаемый гул делят жителей сначала на фракции, а после и вовсе на маленькие группки. И занятым сбором петиций за, и ругающим соседей, кто против, одинаково ясно одно – 7 марта Заксобрание примет решение, от которого будет зависеть не только будущее заставы, но и их квартир.

Родина
Жёлтый двухэтажный дом. Снежные следы у парадной. Деревянная лестница. По ступеням и вниз – первое воспоминание из детства Надежды, когда-то бойкой девчонки, о доме и дворе напротив.

Родилась она в 56-м и с тех пор живёт здесь. Помнит, как зимой заливали горку и строили снежную крепость. Помнит и весенний сад – зелёный-презелёный. Он и сейчас, как в детстве, пахнет апрельской сиренью и майской черёмухой.

В марте же у парадной стоять ещё холодно. Остаётся только переминать ноги, печатать следы на снегу.

Получил эту квартиру ещё мой дедушка, он прошёл всю войну, а после устроился на Кировский завод. Брат его в это время был главным инженером, трактора строил. Да, нас тогда было много. Квартира небольшая, ну ничего, думалось, – потихоньку. Умирали, умирали, ну и вот… Осталась я одна.

Училась Надежда Сергеевна тут же – через дорогу. Кончила восьмилетку, как школу закрыли и здание опустело. Через пару лет его снесли. Теперь на этом месте стоит новостройка.

Но мрачных воспоминаний почти не осталось. Только хорошие, светлые.

Знаете Николая Рубцова?Вот он тут жил. Здесь, в этом доме, знаете? По 62-й, кажется, как на заводе работал.

Помнит Надежда Васильевна многое, хоть временами и хочется кое-что забыть. Например, как мальчуган с соседнего подъезда чуть глаз не выбил.

— Нам тогда лет по пять-шесть было. Забралась на горку и в щель глазом. А он в это время палкой. Не видел, что я на горке, и решил в это время палочкой ткнуть.

Лестница скрипит под ногами, увлекая путников наверх, до нужной квартиры. Она, как и многое в этой парадной, осталась почти неизменной.

— Летом здесь всё-таки славно. Вышел, и вот деревца, – отзывается впереди Надежда.

Дверь встречает гостей не ковриком, а почтовым ящиком на советский лад – выпуклые синие буквы, одноглазая скважина замка.

Но внутри от советского ни следа – только стопка газет и прищепки на верёвке.
Широкий эркер, миниатюрный столик у окна и букет цветов. Из приёмника поёт Синатра, из зала ему подпевает Надежда. Такое себе утро у Эйфелевой башни на юге Петербурга. Лепнина и люстры над головой. Лепнина и люстры кружат голову.

— И тут же дети родились, тут всё… Тут жизнь прошла. Говорят, невозможно уехать за границу, потому как родина. Так и здесь. Родина, с которой нас гонят.

Теперь же Надежда Сергеевна может спать спокойнее. До 2029-го депутаты решили отсрочить снос.
Made on
Tilda